АНАТОЛИЙ

СТИХИ И ПЕРЕВОДЫ

1. Лето в деревне Пруд, заасфальтированный солнцем, высохнет на треть, и по углам мы расставим шалаши с оконцами - отражать дымящуюся твердь. Карпы, толстолобики, сивуха, пережженый сахар и уха. На костре зажаренная шлюха будет ласковой, как пьяный пахарь. 2. Перевод. Ферлингетти № 20 из “A Coney Island of the Mind” *** The pennycandystore beyond the El is where I first fell in love with unreality Jellybeans glowed in the semi-gloom of that september afternoon A cat upon the counter moved among the licorice sticks and tootsie rolls and Oh Boy Gum Outside the leaves were falling as they died A wind had blown away the sun A girl ran in Her hair was rainy Her breasts were breathless in the little room Outside the leaves were falling and they cried Too soon! too soon! 1 Не верится, но именно вот здесь - в убогом магазине у надземки впервые я влюбился в неземное. Я заглянул сюда сентябрьским вечером, что осенью начальной осиян. Ленивый, словно слово джеллибеанс, лишь кот куда-то вдоль прилавка направлялся, неторопливо, будто рот рассказчика был полон мятной жвачки. Порыв внезапный скомкал тишину, сорвав листву умершую с деревьев, и солнце вдруг угасло в облаках. Вбежала девушка - волос стеклянный дождь - испуганная, задыхаясь, как от погони. А листья, листья падали, рыдая о сладком ужасе, что мчится по пятам. 2 Все так же звякают стаканы на подносе, Когда за окнами тяжелый товарняк Ползет, пол мира намотав на оси, И, кажется, от века было так: Ленивый кот, бредущий по прилавку, Бессмертное повидло цвета беж, На полке полк дешевой минералки, Газета жирная со словом Бангладеш … Осенний вечер - умирают листья, Мутнеет солнце в прелых небесах. И лишь она одна не повторится - Та, что вбежала с ливнем в волосах, В прилипшем к телу сарафане, чуть дыша - Листок березовый, волшебница, душа. 3 Румяна лакомая осень - как в первый раз в нее влюблен! В ту, что дарует сентябрем и сказки на лотках выносит... Здесь за прилавком кот ученый чеширский хвалит леденец, багряный, словно лист кленовый. Здесь ветер солнце сдул с небес: Подай нам дождь! Дождь даждь нам днесь! Чтоб капли в косы заплетая - не рыжая, не золотая, а лишь дыхание твое - мелькнула, словно лист последний. Зови, лови, люби её! 4 осенний ливень упадет вниз головой и листья желтые прилипнут к мостовой и этих листьев острые края запястья вскроют у безрадостного дня взовьется ржавая но жаркая струя и увлечет десятилетнего меня в тот крошечный киоск за углом до верха полный сказочным добром здесь леденец и шоколадка и значок и в кулачке горячем сжатый пятачок и вдруг ворвется афродитой из дождя девчонка рыжая промокшая смешная чтобы сегодня мог под ливнем я стоять ее глазам ладони подставляя 3. Под ремнем одерни нюни и поправь банан в ушах - ты достаточно безумен, чтобы сделать верный шаг. Ритм и краски карнавала. Не в награду, так назло, точно сточная канава все впитает ремесло: трудный навык перегара, адреса для ловли эха, проездной билет на нары и желание уехать в невозможное "отсюда", где: - могло и не сбылось; - поцелуи, как простуду, переносят боль и злость; - страх обманами залечен, как успехи на плакатах. Обними меня за плечи, чтобы я сумел заплакать. Стыд невыученной роли хрипотцой из-за кулис: -Ты не гений и уволен, пей портвейн, максималист! - Лучше горькая настойка, чем ворованная ласка. Я смогу исправить двойку, но не вынесу подсказки. Ненавижу снисхожденье, Сочи, паузу, изъян, за свое происхожденье презираю обезьян. Заболевший, пошлый, плюшевый, плешь на уровне событий: - Ты меня уже не любишь? - запишу, чтоб не забыть. Ежевечные потери, неизменность перемен. Я устал себе не верить - подмени меня на время. Замени меня другими, откровенными, как голод. Я забуду даже имя. Это точка, а не довод. Проглотил и губы вытер: если нужно, значит можно. Но из тысячи открытий только детство непреложно. Лишь обертка от конфеты в неразборчивую слякоть. Позабыто, беспросветно, равнодушно, как заплакать. 4. Португалия - край, где все время тепло. Там работа и хлеб - достоянье бродяг. Ее медленных рек молоко и стекло растворяется в пряных морских бигудях. Сквозь небритую рожу в казенном стекле твое детство в обрывках счастливого сна и сияние радуг в гостиничный склеп вместе с запахом сена приносит весна - в бранный гомон грачей, в их насмешливый крик, в перечеркнутый рай за немытым окном. Тень от тени твоей, твои вечность и миг - ты их хочешь спросить, но не помнишь о чем… 5. До свиданья, сережки ольховые, желудь с трещинкой, лист дубовый - ты и реверс монетки новой и под ногами сухой и вздорный. То поземка тебя катит, то на меди тебя чеканят. В несказанном растает сказанное и дорога за все заплатит. 6. Полупьяных матросов, рыдающих птиц и невинные сны взбаламутив веслом, мы уйдем в тишину, где безжалостный блиц ослепит и упрячет в семейный альбом. Тишина, словно девушка, любит цветы. Аромат тишины, как тропический плод. Ее ласка сомнет корабли и мосты и накроет волною идущего вброд. Мы уйдем в тишину не затем, чтоб найти. Ветер выметет время из голых глазниц. Мы уйдем потому, что родились в пути и по-прежнему слышим рыдающих птиц. 7. После грозы Гроза и мне не спалось, я пробовал вспомнить твой голос... Забыть это значит простить? А может, уже склероз? После грозы На фоне фиолетового неба так ослепительны лимонные лучи, столбами вставшие из моря и подпирающие тучи. 8. Ботанический сад. Холодные латинские названья. Врастая в роль музейной шелухи, Стволы болеют памятью изгнанья, Как эмигрантские стихи. И только к нам не возвратятся Дела, содеянные нами... 9. Державин Не то страшит, что не услышан - мне б знать лишь, что имею голос. Пусть не ответ - хотя бы эхо, как ты жестока, невозможность. Дай запомнить, проститься хотя бы... Рассыпается стуком колес расторопный сорочий сентябрь на закатные листья берез. 10. Мария №21 Антипу Крылатому Она родилась любить цветы аромат плодов за пеленою лепестков предвосхищая Толпа пьяных ублюдков изнасиловала ее сны и девственное лоно ее приняло отравленное семя Но придет срок и она отпустит сердце искать берега забытой родины где теплая изнанка тишины таит пение зеленых птиц 11. (шутливое) С днем св. Валентина от Рамзеса Бог индийский - шестирукий, вшивый, шило утаенное в мешке - в честь святого Валентина назван Шивой, явлен Джварою за дружеским саке. Он начинает всех поздравлять: Ёг ваш отец! Ёг ваша мать! (-Бабка, ты живешь у стадиона? -Да-да, да-да-да! -Молчать!) Снег да вьюга - кали-юга, о любви поет подруга: разливайте ласки в чаши, обоюдополезные вы наши! А на закусь, а на закусь вы не еште всяку пакость, а увей меня венком всяк, кто с Любкою знаком 12. Рябина Кто-то вспомнит - кто-то не ответит. Иней на еще зеленых листьях - словно тихий голос на рассвете, словно седина в виски стучится. Что сбылось, а что еще осталось, долгой ночью что тебе приснится, деревце, встречающее старость? Черный жемчуг ягод на ресницах. 13. *** На сетчатке полуголых веток горечь дыма в утреннем тумане. Окунешься, открывая двери, в голубые сумерки рассвета, влажные, как темнота подвала, зябкие, как ожиданье снега. И берез оранжевые листья на бесцветных плитках тротуара. 14. *** Так далеко от суетного града, что ни к чему казарменная ложь. Здесь за труды назначена награда, которую с собой не заберешь. Поймешь ли ты, что большего не надо? Щербатые ступени, ветхий храм, поблекших фресок мятная прохлада да золото лучей по куполам. 15. Ночной парк Ты странно-строг, Как ласковое "нет" - Безлюдный, горький И душистый, И только синий лунный свет Роняет капли с мокрых листьев. 16. Остролистый дуб Как открытка из стран, Где я был, и где не был: На крыле у тайфуна, Летящего мимо, Синий всполох разрезал Отекшее небо, И торнадо прошел Над Токийским заливом. И растаял, как август, Как точка на карте, Серебром фотографий На глянцевых лужах, И встающее солнце В российском штандарте Искупалось лучами у кратера Фуджи. И на память о странах, Где был, или буду, И что равно влекут и очаг и дорога - Молодых желудей остролистого дуба Привезу я домой Посадить у порога. 17. Блюз последней электрички Мы стартуем на "раз", на зеленый свет. Ты мне скажешь: "Брат", - я отвечу: "Нет - нас, конечно, простят и отпустят домой - но никто из нас не вернется живой, ведь за десять минут до заветного "че" от знакомых дверей не найдешь ты ключей - помнишь? - в связке твоей лишь рубин и агат..." Ты мне скажешь: "Нет", - я отвечу: "Брат, они выйдут на след и пойдут напролом. Тень безумной погони мелькнет под крылом и догонит, срезая наискосок. Красный зайчик прицела отыщет висок, и, на выдохе, плавно надавит на спуск тот, которому с детства заказана грусть..." Ты мне скажешь: "Бред",- я отвечу: "Нет - окунаясь лицом в этот скомканный бред - порождение рваного стука колес - ужаснись на мгновенье, что это всерьез..." 18. *** Холодные пальцы в молоко прошлого. Оборвет запястье линию на ладошке. Годы как ягоды: земляника, морошка. Не ворожи ненаглядная, не гадай мне хорошая. Кровь с молоком, золото с оловом. Жесть можжевельника солона словом ли? С вечера снегопад - все пути млечные. Уйдем невпопад - первые встречные. 19. палиндром Жар именин осени не сон и не мираж. Тенор трав тонок и ил облаков. Буграм окрест сад роз узор даст. Cер комар губ вокал боли икон отвар тронет. Жар именин осени не сон и не мираж. 20. Синева вен и стали - Руки твои, Господи. Синева вен и стали - Посох и плеть, Свет и память идущим. Тяжесть и песни лат, Синева вен и стали - Наш путь в пустыне. Дай выпить руки твои, Господи! 21. перевод с абхазского. Отрывки из поэмы И. Тарба) Солнце, горы, морская волна - родина, плоть моя, моя боль. Снова в двери твои стучится война. Дай кольчугу, мать, - я иду на бой. Я не сладко жил - вброд сквозь горе брел, с детства знал лишенья и труд, и в воде тонул, опален огнем - нету бед, что меня согнут. ... Вот листаю дни - суть прошедших дней - и то пронзает боль, то вскипает гнев. Память для живых - средство стать сильней, не музея пыль, а клинок в руке. ... Мой отец судьбу разделил с землей, с ней одним языком говорил: выходил он в поле ранней весной, поздней осенью уходил. И, казалось, не много было забот: только сеять и жать, сеять и жать. Жизни суть проста, как и корень тот, без которого дереву не стоять. Плоть от плоти земной, для земли оплот, обойди весь свет - не найдешь родней. И земле вернул в свое время плоть, только сердце оставил мне. И теперь живет он в моих трудах, над моей строкою не спит, если дал совет - будет толк в делах, как живой обнял - значит стоит жить! В жилах кровь бурлит, безудержна жизнь - пенит буйную плоть земли, на ладонь берет и бросает ввысь: продолжайся, люби, твори! Будет с уст моих предков речь звучать, будет речь моя на устах детей - лишь тобою жив дом, отчизна, мать - неразрывна связь, силы нет сильней. Я крестьянский сын, путь мой - труд и пот, но пускай не герой, не бог, мне ли спину гнуть на чужих господ, целовать ли чей-то сапог?! Не пришелец я на этой земле, мой народ здесь от века жил - Я наследник твой, твоей искры след, Прометей Апсны - Абраскил. В эту землю корнями и кровью врос, пусть нелегкий труд, пусть неравный бой - из былин встает в богатырский рост Нарт Сасрыква рядом со мной! Ясноликая Баалоу-пха Мадина не уступит героям ни в чем: гром небесный топот ее коня, ранит серце голос ее. Как когда-то встарь, во главе дружин она гонит врага из Апсны, Лук в ее руке, тетива дрожит - запоет стрела и сразит. И, как талисман, горсть земли родной поднесу к губам, поцелую: Брат, слышишь бьет набат, час настал роковой, поднимайся Кяхба Хаджарат! ... Исстари велось, ныне так: народ не числом, а духом силен. Пусть не много нас, протруби поход - миллион встает, миллион. Ими почерк тверд, упруга строка, и в струне не плач, а булата звон - это голос их, это их рука, миллион со мной, миллион. И пока в строю те, чьи имена клятвою звучат накануне битв, те, кто для земли гордость и цена, даже смерть сама нас не победит! 22. по мотивам Ферлингетти Не помню на лица, ни цвета глаз. Да я во тьме и разглядеть их не сумел бы, Лишь не дает покоя эта фраза: "Ночную жизнь не воскресить за миг до смерти." Как ты сказала мне однажды, отстранясь: "Кокто - фигня, плевали на Кокто мы, но боль фантомная, как будто два крыла, завязана резинкою кондома..." И сигарету сигаретой прикуря, заткнула мне любовные признанья. А я был пьян, и мне любовь твоя была в тот миг больнеее наказанья... 23. *** Жизнь на жизнь не приходится, но все же, согласись: осень приходит вовремя, и все, что дождь холодный итожит, так ли важно? - уже история... Утешай себя, что еще не срок, что до снега дней ять да ижица, но сквозь капель звон о твое окно все, что сказано, не услышится... 24. CОБОР СВЯТОГО ГЕОРГИЯ По вечерам, облокотясь о вечность, Бог молча сквозь окно провидит звезды, а далеко внизу мерцают свечи, как золотая пыль цветов мимозы. Просторен храм, но слишком узки окна, спокоен взгляд, но слишком мало света. скрывает мрак невнятные полотна и слишком тихо, чтобы ждать ответа. 25. *** Не нужно, но как болезненно - не проглотишь одним глотком - будет ночь твердить о бесполезном, обжигая губы табаком. До рассвета, тошно, точно склока, ковыряя то, что не вернуть, будут плавать дымные волокна, по углам размазывая муть. 26. *** О войне, о вырванных с корнем в белый свет, чтоб плевать кровью на вокзалах, где горьких нищих за уродство до смерти поят, где билет на обратный поезд не купить. О брошенном доме - так далек, что уже не вспомнить и живет лишь фантомной болью. 27. *** Август. Море. Разгар сезона. Вертолета прерывистый стрекот и пилот, как мальчишка в тире, пулеметом ласкает город. Без зазрения, по-хозяйски, если надо - в крови утопим. Тупоносые бронемашины в зелень парков сливают копоть. 28. *** Ночью с обстрелянного сейнера, перевозившего беженцев, в больницу доставили раненого мальчика лет шести. Ему было очень больно - он вздрагивал и скулил, когда к груди прикасался холодный кружок стетоскопа. 29. *** Запеклась - попробуй, отмой... Этот край до скончания твой - потерявший глаза на войне не найдет дорогу домой...

о литературе и творчестве

о политике, о мире, о людях

о космологии и квантовой физике

о работах манускриптян

о странах и дорогах